Порождением девяностых была спекуляция. Это была инновационная форма приспособления общества к новым реалиям. В то время такими вот порождениями смутного времени, внебрачными детьми перестройки стали крышевание, спекуляция, рекет. Мне было интересно в 2014-м – а что будет после? Ведь катаклизмы политического и экономического характера хорошая среда для инновационных форм заработка. Рынок? Отпадает. Вряд ли на его просторах можно перепрыгнуть через голову и заработать миллионы. Приватизация? В прошлом. Воровство государственного имущество – смешно: где то "государство", у которого ещё есть, что забирать. Всё, как говорится, давно украдено до нас… Остаются новые формы бизнеса, одним из которых стал бизнес на стариках. А ведь, казалось бы, старики и деньги вещи вообще мало совместимые. Но это только казалось и только на первый взгляд. И стал процветать бизнес на стариках. Живой рынок живого, хоть и залежалого товара. Бизнес, дающий прочный фундамент настоящего и будущего богатства тем, кто смог посмотреть на жизнь шире, кто мог бы в середине прошлого века фарцевать, а конце девяностых спекулировать, но им досталось иное время – когда живым товаром стали люди, живые люди со своим сроком годности. Мама поехала в свой чёртов рейд за пенсией. Вы возмущаетесь моими эпитетами? Я поясню. Я была против с самого начала. Денег на жизнь нам хватало и хватает. Мамину пенсию я не беру в расчёт ни минуты – она у неё минимальная. Мама - тот самый счастливый обладатель минималки в категории «Живи и ни в чём себе не отказывай». И мы бы и жили так и дальше, но, понимаете, все вокруг только и говорят что о пенсиях. Это как мозоль или нагноение – беспокоит и не даёт спокойно спать. И когда мама в очередной раз робко сказала о том, что нужно что-то делать с её пенсией, я позвонила по заветному номеру. Такие номера передают по цепочке, берегут на листке в клеточку в кошельке и звонят с придыханием. Это был некий Саша, фишкой которого было то, что забирает он дома и привозит тоже к дому. Маркетинговый ход этого перевозчика. Удивило то, что нужно было ехать уже завтра. Да, вот так вот – решайтесь, могу завтра, есть группа и есть одно место в машине. Можно было бы подумать, взять тайм-аут и поехать с кем-то ещё или когда-то ещё, но мы решились. И мама поехала, хотя я понимала абсурдность всей этой акции в погоне за не очень длинной купюрой. На деле оказалось, что приехать к дому перевозчик не может - лужи, а машина низкая. Мы побежали навстречу, чтобы та компания в машине не ждала. Ну, что вам сказать, компания была не просто старой – древней. Бывший шахтёр (и это важно в моём рассказе, сами понимаете, почему) с сопровождающей его дочерью и старая женщина впереди. Старикам под девяносто. Оба в том состоянии, что почти не ходят. Я уточняю это не для того, чтобы разжалобить вас или для пестроты моего рассказа, а чтобы вы понимали, что эти люди плохо ходят по своему дому, из дома не выходят вовсе, но они поехали через Россию в Беловодск, чтобы пройти идентификацию и получать дальше возможность жить и давать жить чуть лучше на шахтёрскую пенсию своим детям. Мужчина-шахтёр страдал старческим недержанием, и всё, что он мог, это открывать дверцу машины, опускать ногу и мочиться не выходя и не вставая, не важно, где это было и кто был не трассе и рядом. Вообще не обращая внимания на то, видит ли это кто-то. Дочь время от времени успевала оббегать машину и помогать ему, как иногда помогают матери маленьким мальчикам, чтобы те не обмочили штаны… Старушка пережила недавно смерть дочери и последующий после похорон инсульт, и часть её тела не восстановилась. И здесь вы можете включить всё своё воображение, чтобы представить, как себя чувствует старый, частично парализованный человек после инсульта, который предпринял путешествие в Беловодск через Изварино. Кстати, в самом Изварино был штрих – водитель сказал пассажирам перейти пограничный контроль пешком пока его машину досматривают. Время было около полуночи. Вся компания кое-как выбралась из машины и поковыляла. Старик был активен только в пределах машины, и его оставили полусидеть. Остальные, включая парализованную бабку, прошли досмотр и стали на той стороне ждать машины… Четыре часа! Машину не выпускали из серой зоны. В это время начался ливень. Полночь. Граница… Это всё весело описывать, когда ты сидишь в тепле своего дома. Но когда я слышала об этом, сидя дома, а мама стояла под дождём Бог знает где, как же я кусала себе локти от того, что согласилась на эту авантюру… Дальше было сумбурно и сложно. 1500 грн стоила дорога. 4500 грн – услуги «волонтёра», который обеспечил за 1200 грн пропиской на год, занял очереди в банк и пенсионный и где мог, провел по кабинетам… В эту же сумму входил ночлег (100 грн/сутки). Кто проходил через эту процедуру по соц.защите, банку, пенсионному и ночлежным домам, в которых кровати стоят в коридорах и кухне, а постельное не меняют вовсе, для того не нужно описывать всей процедуры. Одним словом – очень унизительно. Унижение - это вообще ключевое слово всего происходящего. Стоят ли деньги пережитого? Вряд ли. Усталость, масса отрицательных впечатлений, очереди, гнев, оскорбления… Это похоже на мощные жернова, через которые вряд ли стоит проходить кому-то вообще. В любом возрасте, в любом состоянии. Знаете, ещё момент – мама ехала на один день. Но из-за очередей на границе они опоздали, и она заночевала там две ночи. Ещё на Изварино она сказала мне, что не стоило ввязываться во всё это, но дальше всё было похоже на снежный ком – сумасшедшие очереди, крики, брань, усталость, снова очереди, дорога назад, старики…. Это микс из исключительно отрицательных впечатлений, из немощных, кривых, согнутых временем и болезнями стариков, которые идут за пенсией часто в свой последний путь… Сложно назвать это победой. Я была счастлива, что мама дома, что она смогла нормально отнестись ко всему, что увидела, что она с иронией перенесла очередь в банке в шесть часов с тем, что она была в первой пятёрке по записи. Вернувшись и переведя дух, мама сказала мне: «Ты знаешь, всё это очень унизительно. Если бы я знала, каково это будет, я не поехала бы». Я знала. Мне не жаль тех 6000 грн, которые не дают никакой гарантии будущих выплат, которые втянули мою маму в этот странный квест с поездками ещё и ещё, которые подчинили нашу жизнь переездам, жизни в 58 дней и ни днём больше ради того, чтобы её украинская пенсия не сгорела и не пропала. Я хотела бы прочесть историю этих перемещений у Ремарка. Но слишком уж много до приторности было бы натуралистических сцен. «Не верим», - сказали бы критики. И были бы правы – такого не бывает в жизни, чтобы лежачие старики пересекали границы, чтобы парализованные шли пешком, чтобы люди переживали всё это, способны были выдержать и пережить. И пройдя через все эти унижения сохранить себя. Ольга Кучер, Луганск, для "ОстроВа"
